И это совсем не те благостно-костюмированные "Бесы", которых сварганил Хотиненко.

Кино снималось мучительно и в буквальном смысле с протянутой рукой. Почти все работали бесплатно, за идею. Или потому, что молоды, или потому, что им есть что сказать, этой молоди.

У фильма не один автор, хотя в качестве режиссера заявлен Роман Шаляпин. В титрах декларируется так: "фильм Романа Шаляпина и Евгения Ткачука". Да-да, этот тот самый Евгений Ткачук, который снялся и в хотиненковских "Бесах". Только там он был Жертвой – Шатовым. Причем, к Хотиненко он пришел в тот момент, когда уже вовсю работал над демоническим образом Верховенского в совместном проекте с Романом Шаляпиным.
Что я хочу сказать (ибо фильм не отпускает)? Вот совсем не хочется снисходительно и всепрощающе говорить об авторах картины, как о молодых, о начинающих, о бюджетном героизме, о свежей крови в стареющих кинематографических мехах… В случае с "Бесами" вообще нет смысла говорить о молодости, максимализме или пробе пера. Это самое настоящее поколенческое кино: запальчивое, постоянно срывающееся на символизм, доводящее свои образы до злой карикатуры, до полного абсурда. Молодым нет смысла обтесывать углы, они еще не хотят включать в себе внутреннего цензора. В общем, каждое поколение имеет право на своего Достоевского
Ткачук работает, как гигантский пресс, впечатывающий и вбивающий неумолкаемыми речами немногочисленных персонажей. Как молоток – гвозди, по самую шляпку. Такое ощущение, что его Верховенский, открыв рот, уже не может остановиться. Удивительно, насколько внешне Ткачук "простачок-дурачок", настолько внутренне – Сатана.
Антураж "Бесов" сжат до минимума. Ребята вычленили из толстенного романа, как сейчас говорят, "самую мякотку". И рафинированный продукт оказался довольно ядовитым и горьким.
Фильм снимался в заброшенных пространствах какого-то производства, и по безысходной картинке – это точно Достоевский. Устаревший разрушающийся завод, давно покинутые территории, сгнившие доски, пыль, ветошь, ржавое железо, разлагающаяся осень. Тотальный некроз. Это не противоречит литературной основе, потому что герои Достоевского обычно пребывают в перманентно кризисном пространство-времени, взыскуя выхода.
Верховенский буквально пикирует на своих жертв, появляясь откуда-то сверху. Он - заводной долгоиграющий механизм, чья внутренняя пружина в любой момент готова распрямиться и снести не только окружающих, но и разрушить самого себя. Что, собственно, и происходит.
Примечательно, что красавец Ставрогин обнаруживается ближе к концу фильма, как воплощение идеи-обманки, как символ мертвой и неплодотворной идеи. У Шаляпина безумно красивый декаданский труп Ставрогина болтается в петле, в то время как напившийся первой крови отвратительно голый (обнаженный – это не про него) Верховенский пытается совокупиться с ним в каком-то безумном экстазе, постепенно превращаясь в клопа.
Время в вольной экранизации сжато до предела, практически следуя классической театральной трагедийной традиции, подразумевающей единство времени, места и действия. Некий рок, обреченность обозначен декоративным невинно-белым голубем. Этот неумолимый голубок в конечном итоге посещает и Верховенского. Кульминация, мессадж картины выражены в последнем монологе Верховенского, не оставляющим никаких лазеек для разночтений. Это – кратко сформулированное кредо любого абсолютизма, в основе которого всегда лежит низведение рода человеческого до уровня покорного, бессловесного и слабо соображающего скота. Народ-функция – голубая мечта любого диктатора.
Евгений Ткачук – это, конечно, сплошная энергия. Он обрушил на зрителя такой мощный энергетический шквал, что в силу этого убедительность образа показалась еще страшнее: "и всюду страсти роковые, и от судеб защиты нет".
Остальных персонажей так подробно не рассматриваю не потому, что они плохи, а именно потому, что они каждый по-своему хорош в своей оцепенелости перед стихией Верховенского.
Они - кролики, он – удав.
Впрочем, не стоит обольщаться. Наличие главного страшного беса не делает остальных бесенят невинными овечками.